Метро 2033: Питер - Страница 45

К оглавлению

— Нужен доброволец, — сказал Мемов.

Иван шагнул вперед.

— Я доброволец.

Мемов покачал головой.

— Нет. Не ты. Нужен здоровый человек.

Значит, он знает про Ивановы болячки? Нормально жизнь идет.

— А кто тогда? — спросил Иван.

* * *

— Почему это сразу я? — удивился Солоха.

Профессор добродушно улыбнулся. Приблизился, как бы между делом отсекая диггера от двери.

— Надо, Сеня, надо. Снимите очки, пожалуйста.

Солоха отступил на шаг.

— Предупреждаю сразу — у меня неадекватная реакция на некоторые лекарственные препараты! — но очки все-таки снял.

— Аллергия? — деловито осведомился Водяник. — Что-нибудь смертельное?

— Вроде нет… э, вы что делаете?!

— Сейчас проверим, — сказал Водяник, натягивая противогаз. Взялся за баллон, повернул распылитель в сторону диггера. — Готов? — глухо спросил профессор.

— Мама, — сказал Солоха.

Коротко ударила струя жидкости под давлением, распыляясь в воздухе на мелкую водяную пыль. Практически бесцветное облачко повисло в воздухе, быстро рассеиваясь.

Солоха помедлил и осторожно сделал вдох. Все ждали. Ничего не происходило.

Диггер весело оглядел экспериментаторов и улыбнулся:

— Скажите, Проф. А Йозеф Менгеле — случайно не ваш кумир детства?

* * *

— В целом, испытаниями я доволен, — сказал Мемов. Кивнул в сторону, там лежал матрас. — Он, похоже, тоже.

Иван хмыкнул.

Солоха лежал и радостно улыбался. И, кроме расширенных зрачков, ничем не отличался от прежнего, не опрысканного Солохи. Разве что Иван не помнил, что бы когда-нибудь видел диггера таким расслабленным.

Солоха просто излучал счастье. В маленькой захламленной комнате от него шло своеобразное сияние, легко забивавшее слабый свет карбидки.

— Агрессии ноль, — сказал Проф, подходя к генералу с Иваном. — Кажется, наш мох имеет сходство с ЛСД — тот тоже блокирует адреналин. У реципиента отмечена повышенная внушаемость. Синестезия. При этом мягкий и быстрый «приход». Некоторые, довольно сильные признаки мышечного паралича, быстро, впрочем, проходящие. Причем очень сильная реакция, хватило всего лишь одной десятой намеченной дозы…

— Профессор, все понятно, — прервал Иван, хотя половины слов не понял. — Ну что? — он посмотрел на генерала. — Оставляем Маяк?

— Кажется, я нашел «точку сборки», — сказал Солоха, прежде чем Мемов успел ответить. — Слышите меня? Вам не передать… но я попробую. Смысл жизни — я вижу его: четко и ясно.

Генерал крякнул.

— Отличные новости, — сказал Водяник успокаивающим тоном. — Просто отличные. — И пошел к Солохе. Видимо, чтобы занести на бумагу найденный тем смысл жизни.

Мемов усмехнулся.

— Начинаем «план Меркулова», господа-товарищи.

* * *

— Станция Ушедших, — сказал профессор Водяник. — Это легенда, конечно. Однажды они собрались все — мужчины, женщины, дети, старики — и вышли из метро на поверхность. Открыли гермоворота и поднялись по эскалаторам. На что они надеялись? Что прорвутся через зараженную зону? Там от треска счетчиков Гейгера уши закладывало, наверное…

Что в отдалении от мегаполиса можно жить?

Не знаю.

Но никто из них не вернулся.

Не подал о себе известия. Может быть, они добрались до незараженной (ну, или относительно не зараженной) местности и устроились там жить? Или нашли там других, таких же поверивших?

Или погибли все от лучевой болезни, эпидемий и голода.

— Боюсь, мы никогда этого не узнаем, — профессор Водяник покачал головой. — Мы дети техногенной цивилизации. У какого-нибудь чукотского эскимоса или австралийского аборигена больше шансов выжить, чем у нас. Намного больше.

Хотя бы потому даже, что его не пригибает к земле ощущение, что всё — всё! — кончилось. Даже интернета больше нет. Впрочем, — профессор оглядел Ивана и остальных, кто попал в метро еще в детстве. — Вам это слово все равно ничего не скажет… Выражусь иначе: все кончено.

И виноваты в этом мы.

Мы, человечество, совершили групповое самоубийство. Сунули пистолет себе в рот и нажали на спусковой крючок. Ба-бах. И мозги по стенам. Я не знаю, на что в такой ситуации надеяться. Что наши мозги самопроизвольно стекутся в какую-нибудь более-менее мыслящую форму жизни?

— Вы пессимист, профессор, — сказал Сазонов с иронией.

— Правда? Неужели?! — желчно откликнулся тот. — Целая станция оптимистов ушла искать лучшую жизнь. Шанс для человечества. И где они теперь? Кто их видел?! Нет уж, дорогой мой, позвольте мне и дальше оставаться пессимистом.

— Я вот думаю, что они нашли, — сказал Кузнецов неожиданно. — Лучшую жизнь, то есть. То есть… я бы хотел так думать.

Ему никто не ответил.

— На самом деле, — сказал профессор после молчания. — Это история о том, как опасна надежда.

— Ложная? — Иван посмотрел на Водяника внимательно.

— Любая.

* * *

Бордюрщики не дураки. Неожиданное затишье на стороне Альянса должно было их насторожить, поэтому, не смотря на подготовку плана газовой атаки, решено было провести еще один, финальный штурм Восстания.

Сказано — сделано.

Когда Иван появился на Маяковской, она была заполнена хмурыми, пропахшими порохом бойцами, вернувшимися из боя. Стонали раненые, их срочно грузили на дрезины и отправляли по тоннелю к Гостинке. Отдельно лежали мертвецы. Девять человек. Не слабо для обманного маневра.

Ивана встретил Шакилов — грязный и замотанный. Пожали руки. Иван огляделся. У колонны, на скамейке раскинули лагерь скины. Иван узнал Седого, пожилого скина со шрамом на затылке. Седой что-то разливал из помятой коньячной фляжки.