Метро 2033: Питер - Страница 15

Конечно, это не его дело. Люди Ивана — это разведчики, диггеры, ориентированные на заброску в зону врага (будь то чужая станция, или разрушенный город наверху), им порядок наводить не с руки. И выяснять, кто прокололся с охраной дизельной (и станции, получается, тоже) — не их забота.

— Смотрите! — повторили сзади. Иван, все еще погруженный в свои думы, обернулся. В углу комнаты стоял мент. Заметив, что Иван смотрит, он присел на корточки и откинул брезент. Даже отсюда было видно, что на полу перед ним рисунок. Иван встал и на невыспавшихся, больных ногах прошел через комнату. Увидел рисунок и озадачился.

— Командир! — окликнули его.

Иван кивнул, глядя на знак. Чтобы это значило?

— У вас тоже народное творчество? — спросил он.

— Как? — Кузнецов опешил. — Н-нет. У нас вообще-то человека убили.

Иван медленно повернулся, посмотрел на Кузнецова:

— Шутишь?

* * *

Человек лежал на голом полу, безвольно откинув голову. На лице застыло знакомое Ивану выражение "я шо, крайний?", такое же он наблюдал на этом лице несколько часов назад. В виске Ефиминюка было аккуратное точечное отверстие. Один единственный потек крови…

— Пришли его сменить, а тут такое, — дружинник махнул рукой. — Эх, люди…

Иван присел и посмотрел внимательно. Из виска Ефиминюка (не ставить психов в дозоры!) торчала едва заметная при таком свете металлическая полоска.

— Чем это его?

— Спицей, — сказал Иван. — удар с близкого расстояния, сильный, причем он удара явно не ожидал. Свой?

— Да кто его знает, кто у него свой, — в сердцах ответил Солоха, дежурный по станции. — У него ж вечно все было не как у людей. Я вот все не врублюсь, чего они пулемет не взяли?

Иван пожал плечами.

— А смысл? Его тащить себе дороже.

— Ну дизель же они тащили.

— Верно.

Кто тебя убил? — мысленно спросил Иван у мертвеца. А я шо, крайний? — словно бы ответил тот. Резонно. Неужели это все те же, с дизелем?

Думай, Иван.

Выходит, они шли фактически по пятам за Иваном. После того, как он прошел блокпост (и шарахался полночи по платформе), они убили Ефиминюка и прошли в дизельную. Так? Значит, через оборотный тоннель? Или спустились через ВШ? Ну, это вряд ли. Там лестницы давно сгнили…

Забрали дизель и пошли дальше. А куда им идти? К Адмиралтейской, больше некуда.

Иван выпрямился.

Где Сазонов, черт, когда он так нужен?!

Солоха наклонился и откинул полу куртки… та-ак. Иван моргнул.

На груди мертвого, на белой (относительно) майке был нарисован красным знакомый знак. Интересные пироги с котятами. Выходит, чтобы выдернуть спицу из виска, времени не нашлось, а знаки рисовать — так запросто?

Интересное кино.

…Грубо намалеванная звезда в круге. Что это за знак?

— Даже странно, издевательство какое-то, — сказал Солоха.

* * *

Постышев ворвался чуть ли не бегом и сразу к трупу.

— Коммунисты, что ли? С Купчино? Которые туннель роют?

Иван покачал головой.

— Непохоже. Смотрите, звезда неправильная — нарисована не как советская звезда, а как пентаграмма скорее. И вписана в круг. И вот эти знаки — видите? Думаю, надо позвать Водяника, он объяснит лучше, чем я.

— Ладно, — сказал Постышев. — Спросим у профессора.

Водяник долго разглядывал звезду, потом предложил любопытным удалиться из комнаты к чертовой матери. Постышев поднял брови. Затем, разглядев что-то в лице профессора, кивнул. Комендант по-медвежьи, тяжело поднялся. Посторонние уходить не желали, так что Постышев, немного поорав, выгнал любопытных. В дизельной остались только эти двое и Иван.

— Так что, Проф? — комендант повернулся к Водянику.

— Отлично. Так гораздо удобней работать. Никто не мешает, не путается под ногами…

Постышев молча посмотрел на профессора.

— Мне не до шуток, Григорий Михалыч.

— Если бы я хотя бы, черт побери, шутил! Как думаете, Глеб Семеныч, почему я попросил удалить всех?

— Я все еще жду ответа, — напомнил Постышев. Глубокие, как марсианские каналы, морщины рассекли его лоб. — Что эта звезда означает? Ради чего я тут народ матом крою?

Иван достал из кармана зажигалку. Курить он так и не научился (табак был с поверхности, поэтому дорог. Заядлые курильщики сушили водоросли, кто-то навострился выращивать марихуану), а вот в заброске зажигалка незаменимая штука. Эту соорудили из автоматной гильзы местные умельцы. Хорошая вещь.

Иван щелкнул зажигалкой. Посмотрел на пламя.

— Вы слышали о Навуходоносоре? — спросил Водяник.

Иван кивнул, не отрывая взгляда от язычка пламени. Библия как один из столпов культурного наследия человечества, пусть даже уничтоженного в день Катастрофы, была одной из главных книг для обучения. По крайней мере здесь, на Василеостровской. Там, откуда Иван пришел, Библии не было, а учили по старому школьному учебнику. Он уже здесь догонял — пришлось. Политическая система Василеостровской требовала вживания в нее, принятия ее ритуалов и принципов. Здесь детей учились по определенной программе, единой для всех. Дальше уже шло кастовое деление. «На самом деле у нас просвещенный феодализм, — язвил Водяник, — с легким налетом анархии». Другому бы за такие слова дали по шее. Профессору было можно.

Кастовое деление плюс избранный народом феодал. Наследственная передача обязанностей. В средневековой Японии сын актера становился актером, наследуя даже не профессию, рассказывал Водяник, но саму «роль». Мы все играем свои роли — фермер, мент, диггер. И спектакль Василеостровская продолжается…