Пожилой скинхед понимал это не хуже товарищей.
Седой оттолкнул Уберфюрера, встал. Штанина у него потемнела от крови.
— Дима… — начал Убер.
— Иди к черту. Где мой автомат?
— Здесь, — Иван протянул Седому потертую «сайгу».
— Я задержу их, — сказал он и улыбнулся. — Ничего. С детства мечтал произнести эти слова. Прощайте, господа мушкетеры. Надеюсь, в следующий раз мы свидимся при более удачных обстоятельствах.
— Дима! — Уберфюрер вскочил. Повернулся к Ивану: — Скажи хоть ты ему!
— Да пошел ты, — сказал Седой спокойно. — Убер, не порти мне прощальную речь, пожалуйста. Патроны, д'Артаньян!
Иван молча протянул ему два рожка, перевязанных изолентой.
— Гранату.
Иван протянул гранату.
— Нож. Очки, — продолжал перечислять Седой. — Уматывайте.
Седой отвернулся. Спокойно, никуда не торопясь, разложил оружие и гранаты на подоконнике. Иван смотрел в его спину. Вот как бывает. Какой бы он ни был, фашист не фашист, но в храбрости ему не откажешь.
— Я задержу их. Ничего.
Когда они пробежали два дома, стало ясно, что оторваться им не удалось.
Вдалеке громыхнуло. Они остановились на мгновение, обменялись взглядами. Круглые окуляры дешевых ГП-4 тускло блеснули. Иван показал жестами — вперед. И — слушай. Уберфюрер кивнул.
Они перебежали через двор. Сзади слышался искаженный, обиженный рев тварей. Остановились передохнуть. Скинхед полез в сумку…
— Вот урод, — сказал Уберфюрер вдруг.
— Что там?
Скинхед поднял голову.
— Бычара, торгаш. Все-таки подсунул гранату без запала. — Он показал противотанковую РКГ-3 и цилиндр запала, залитый свинцом для веса.
— Засада, — согласился Иван. — Ну что, двинулись?
Они забежали в парадную, засели в квартире на первом этаже. Уберфюрер стянул противогаз, лицо было мокрое, лоснящееся от пота.
— Что ты делаешь? — спросил Иван.
— Жарко, — сказал скинхед. — Да и вообще, брат… Как-то надоело жить в противогазе. Прав Мандела… Юра. Нам нужно что-то менять.
Иван хмыкнул. Самое время поговорить о судьбах человечества — когда патронов совсем не осталось. Твари преследовали их с завидным упорством. И пару раз Ивану показалось, что он видит вдали серую высоченную фигуру «пассажира». Может, почудилось?
Нет, Иван покачал головой. Не почудилось.
Сдается мне, что это и есть легендарный Блокадник, подумал Иван. Только вот рассказать мне об этом будет некому.
— На свадьбу-то ко мне придешь?
Уберфюрер отвернулся от окна, посмотрел на Ивана.
— Приглашаешь, что ли?
— Приглашаю.
— Фашиста и тупого отморозка? Иван усмехнулся.
— Нет, Андрей. Боевого товарища и… диггера. Так придешь?
Убер склонил лысую, начинавшую уже обрастать серым жестким волосом, голову и хмыкнул. Посмотрел на Ивана веселыми темными глазами.
— А если приду? — Убер передернул рукоять взвода — лязг! Рукоять вернулась на место. Готово. — Не раскаешься?
— Раскаюсь, конечно. Но буду ждать, — сказал Иван. Открыл затвор калаша — патрона не было. Вот всегда так. Он достал запасной рожок, выщелкал на ладонь — и тут всего два патрона. Вставил обратно в рожок. Посмотрел на Убера. — Споем, что ли?
— Зачем? — Уберфюрер положил пулемет на подоконник.
Патроны кончились. За стенами здания, на улице, Иван слышал шаги подступающих тварей-гончих и тяжелую, как сон в духоте, поступь Блокадника.
— Да так, — Иван улыбнулся. Вынул из кармана куртки гранату, положил справа от себя. Нож слева. — Видел я один фильм… Мол, там у друзей кончились патроны, и один сказал: если петь песню, враг испугается. И отступит.
Уберфюрер хмыкнул. Взял двустволку и вставил в нее последний патрон. Щелкнули курки.
— Думаешь, врага поверят и испугаются? — сказал скинхед. — Я тоже видел этот фильм.
— Не думаю. Но попробовать-то можно? Тишина.
— Споем, товарищ боевой… о славе Ленинграда… — негромко запел, почти заговорил Уберфюрер.
— Слова о доблести его… — подхватил Иван.
— …не первый век звучат.
— Отцы вставали за него, ревела канонада…
— По счету три, — сказал Иван негромко, Убер кивнул, продолжая петь. — И отстояли город мой… — Иван высунулся из-за подоконника и швырнул последнюю гранату в наступающих монстров. — Священный Ле… — Финита. — …нинград.
БУМММ.
Уберфюрер посмотрел на Ивана. Тот кивнул: пошли.
— Живи, великий город, священный воин-город, — они встали и пошли.
Выбежали из парадной. Иван разрядил калаш в бегунца. Тварь отбросило назад. Иван догнал и ударил прикладом. Еще. И еще. Брызги водянистой, чужой крови…
За спиной грохнула двустволка. Мат Уберфюрера, звуки ударов тупым предметом в мясо.
Иван повернулся. Уберфюрер отбросил сломанную двустволку в сторону, кивнул.
Они пошли.
Улицы священного города смотрели на потомков с одобрением.
— Уходи, — велел Уберфюрер. Вынул гранату.
Прямо напротив скинхеда встала здоровенная псина-овчарка с мутными, словно подернутыми туманом глазами. Зарычала.
— А ты? — спросил Иван.
В его калаше патронов тоже не осталось.
— У тебя свои дела, у меня свои. Иди к своей невесте. Иди, я догоню. — Уберфюрер поднял свободную руку, прощаясь. — Счастливо там.
Собака наконец решилась и прыгнула. Убер махнул рукой… Шмяк. Визг.
Уберфюрер, держа гранату, как биту, в два прыжка оказался рядом с упавшей собакой, размахнулся. Н-на! Опустил гранату. Еще раз поднял. Н-на. Он бил методично, с оттягом. Поднялся, забрызганный кровью. Вздохнул полной грудью.