Метро 2033: Питер - Страница 118

118

Скрежет. Грохот, словно опрокинули что-то большое. Свет ослепил Ивана в первый момент, в следующий он уже начал подъем. Глаза залило насквозь. Под перчатками чавкала ржавая грязь, осыпалась облупившаяся краска.

Иван уцепился за край люка, в следующее мгновение его схватили за запястье и выдернули вверх.

Луч фонаря высветил ржавые заклепки. Они были в рубке, теперь предстояло идти дальше. Что-то скрежетнуло металлом по рубке, удар. Еще удар. Словно ломом долбят.

— Спасите наши души, — хрипло запел Красин. — Мы бредим! От! Удушья!

Эхо в брюхе лодки множилось и дробилось — казалось, уже не один голос поет, а много. Все мертвые матросы лодки С-189 подпевают нынешнему капитану.

— Спасите наши души! Спе-ши-те к нам!

— У-у-услышьте нас! На суше! Наш SOS все глуше… глуше… И ужас! Режет… души…

Выбросился на берег, как хренов кит.

— На-по-по-ЛАМ, — последнее, что услышал Иван. Они выскочили из рубки с автоматами наготове.

Иван вздохнул и выпрямился. Ночной «пассажир» исчез, словно его и не было.

Потом Иван посмотрел в другую сторону… Та-ак.

Загадили весь нос лодки. Она шла на скорости, буруны вокруг носа бежали споро.

Иван перевел взгляд выше — черный в темноте берег приближался. Диггер видел только какие-то черные остатки деревьев, если посмотреть правее — там были корпуса атомной станции. Призрачные силуэты труб в тумане.

— Сейчас врежемся! — крикнул Уберфюрер. — Держись, кто за что может! Иван вернулся к рубке, залез по ржавой лестнице наверх и приготовился к столкновению.

Удар сотряс лодку, Ивана тряхнуло, швырнуло вперед — он едва удержался за ржавый поручень. Тунк! — поручень не выдержал. Вот блин. В следующее мгновение под Иваном медленно проплыло серо-ржавое, обтекаемое тело подлодки С-189. Слой воды и песка нахлынул, обтек корпус лодки, швырнул грязью и плеском в рубку. БУМММ. Бдзанк, бдзанк. В металл рубки ударили камешки.

Иван летел. Он начал поворачивать голову, его несло вперед, в сторону берега. Лодка врезалась в дно на скорости, начала поднимать кормовой плавник, словно собираясь перекувырнуться через голову, помедлила так (Иван летел, продолжая снижаться — под ним была прозрачно-серая, с клочками черных водорослей, морская вода) и начала опускать хвост. Шлеп. Белые буруны вокруг.

В это же мгновение Иван по плавной дуге достиг поверхности моря.

Удар! Вода оказалась неожиданно плотной, как застывшая смола, потом вдруг перешла во второе агрегатное состояние, расступилась, поглотила Ивана. И он ушел под воду. Закрой глаза, велел Иван себе в ту долю секунды, что у него была. Закрыл.

И открыл.

Он был под водой, грудь распирало, словно что-то толкалось оттуда. Б-бу-ульб. Воздух вырвался из Ивана, заставил откинуть голову. Иван выпрямился и посмотрел вперед. Дно было под ногами метрах в двух-двух с половиной. Серое, песчаное, кое-где продавленное валунами. Коричнево-черные водоросли. И сквозь мутный слой воды на Ивана кто-то смотрел.

Замирание.

Гул в ушах. Иван смотрел вперед сквозь колеблющуюся водную толщу, наползающую на берег, стаскивающую камни с мест.

Где-то позади, за его спиной, тело подлодки все еще качалось, поднимая упругие, мягкие волны, толкавшие Ивана в спину. Выкрашенная в серо-зеленый цвет, с обросшим днищем, лодка промялась в месте удара — сейчас оттуда били струйки пузырей, улетали вверх. Вода врывалась внутрь, бурлила, заполняла собой пространство лодки, выталкивала из лодки воздух. Где-то там, в командном отсеке, все еще горели одинокие лампочки, потрескивал древний сонар, и — бамм — корпус лодки сотрясается в последней агонии. Капитан Красин стоит по пояс в воде, молчаливый, засунув руки в карманы черной шинели, и спокойно смотрит, как вскипавшая белым вода втекает в люк, быстро поднимается, заполняет отсеки. С треском лопается очередная лампочка, летят искры. Красин смотрит и молчит. Уходит с кораблем на дно, как последний капитан балтийского флота. Мы из Кронштадта. Б-бу-ульб. Б-бу-ульб.

Руки в карманы шинели. Черная пилотка.

Красин улыбается.

* * *

Человек ведра и швабры.

Он не помнил, когда начал пить. То ли в конце школы, то ли в начале мореходки — неважно. Важно другое: что это единственное из увлечений, в котором он хоть чего-то достиг.

Иногда так хочется пожалеть себя.

Сесть на пол рядом со своей койкой на втором ярусе жилого корпуса Техноложки и сидеть, качаясь и подвывая. Это особое удовольствие.

Лейтенант Красин поднимает голову и оглядывает свой корабль.

В лодке горят огни и где-то наверху гремит металл. Снизу хлещет вода, врываясь через носовые отсеки — которые по нормам борьбы за живучесть стоило бы задраить.

Белая пена бурлит вокруг Красина. Вода дошла уже до пояса.

Но это неважно.

Через несколько минут все будет кончено.

Красин выпрямляется. Противогаза на нем нет, дышать легко — хотя воздух и пропитан запахом вонючей трюмной воды. Но это прекрасный запах. Запах свободы и моря.

Это даже лучше, чем запах коньяка, что сейчас плещется в его нагрудной фляжке.

Он укладывает руки на штурвал. Холодный металл под ладонями слегка шершавый. Красин слышит позади румм-румм-румм. Дизель все еще работает, даже странно, что его до сих пор не залило…

Красин ждет. Коньяк во фляжке никуда не денется.

Что ты делаешь, когда теряешь все? Идешь и топишься? Слабые так и делают. Сильные так и делают. А такие, как ты — ни то, ни се, середнячки, начинают пить.

Он начал в последних классах школы. Они сидели компанией у кого-нибудь в подъезде, забравшись повыше — этаж на десятый, одиннадцатый. Сидели на бетонных, со следами сигаретных ожогов, ступенях, среди разрисованных карикатурами и идиотскими надписями стен, смеялись и болтали. Вернее, остальные болтали, а он с некоторого времени начал просто пить. Как воду. Он не понимал, зачем тратить время на болтовню, когда основное — это залить в глотку тягучей, как разогретый электролит, водки и пропустить ее внутрь.

118